Танец с дьяволом [Зарек и Астрид] - Шеррилин Кеньон

Астрид взглянула на Сашу, мирно спящего у кровати. С волком-оборотнем она познакомилась много столетий назад. Он был еще щенком, когда его родная стая вступила в войну с Артемидой на стороне ее давней соперницы — египетской богини Баст.

Война окончилась победой Артемиды, и торжествующая богиня потребовала суда над всеми, кто осмелился выступить против нее. Лера, сводная сестра Астрид, признала виновными всех воинов-катагари, кроме Саши: он в то время был слишком молод, чтобы нести ответственность за подчинение вожаку.

Саше было всего четырнадцать лет; но стая обратилась против него, решив, что он предательством купил себе прощение. В мире катагари действуют жестокие звериные законы. Личность значит очень мало, а стая и верность ей — все. Всякий, в ком стая видит себе угрозу, приговаривается к уничтожению.

Сородичи едва не растерзали Сашу. Астрид нашла его израненным и выходила — и с тех пор, хоть он и терпеть не мог олимпийских богов, для нее делал исключение.

Конечно, он мог уйти, но куда? Его смерти жаждали и охотники-аркадяне, потому что однажды он восстал против богов Олимпа, и сородичи-катагари — потому что считали его предателем своей стаи.

Даже сейчас ему приходилось соблюдать осторожность.

А в то время перепуганному щенку некуда было бежать, и они с Астрид заключили что-то вроде союза, устраивающего обоих. Она защищала его от врагов, а он помогал ей, когда, оказавшись на земле, она лишалась зрения.

Со временем они сдружились, и теперь Саша оставался с ней по собственной воле.

Он давно вырос, и его магические способности, свойственные всем катагари, теперь далеко превосходили ее собственные. Порой Саша пользовался своими силами по ее просьбе.

Астрид задумалась о том, чтобы обратиться к нему с такой просьбой сейчас.

Катагари умеют путешествовать во времени…

Нет, не подходит. Слишком рискованно. Можно не вернуться к назначенному сроку, — а когда Зарек проснется, она должна быть здесь.

В такие минуты Астрид жалела о том, что она — всего лишь нимфа. Будь она настоящей богиней…

И вдруг лицо ее озарилось улыбкой. Она поняла, что нужно делать.

— М'Адок! — негромко воззвала она к одному из онэрос, богов сновидений, повелевающих фантозисом — таинственной областью сна, располагающейся между сознанием и бессознательным.

И в тот же миг ощутила, как воздух вокруг нее сгустился и замерцал незримой, но мошной энергией. Онэрос явился на зов.

Сейчас Астрид не могла его увидеть, но, как он выглядит, прекрасно помнила. Почти семи футов ростом, М'Адок всегда подавлял ее своим величием. Длинные, струящиеся по плечам волосы, черные, как сама ночь, глаза — бледно-голубые, почти серебристые, словно таинственный свет луны… Бог сновидений был поразительно красив.

— Доброй ночи, кузина! — Голос его, звучный и мощный, был поразительно ровен, словно лишен всяких чувств. Так оно и было — повелителям сновидений чувства неведомы. — Давно не виделись. Кажется, триста лет — или уже четыреста?

Астрид кивнула:

— У меня было много дел.

Он легко прикоснулся к ее плечу:

— Что тебе нужно от меня?

— Ты знаешь Темного Охотника по имени Зарек?

Онэрос постоянно работают с Темными Охотниками — исцеляют их и физически, и духовно. Как правило, Темным Охотником становится человек, при жизни претерпевший много зла и несправедливости, измученный и ожесточенный. Прежде чем приступить к работе, ему требуется своего рода психотерапия. Ловцы Снов входят в сны новых Охотников и исцеляют их возвращая им покой и самообладание, чтобы во время своей опасной службы Охотники не вредили ни себе, ни другим.

Но и после этого онэрос и Охотники часто встречаются. Именно Ловцы Снов даруют Охотникам сверхъестественно быстрое и легкое исцеление от ран. Вот почему раненый Охотник испытывает непреодолимую потребность во сне.

— Да, я о нем знаю.

Астрид ожидала продолжения. Но М'Адок молчал, и она снова спросила:

— Что же ты знаешь о нем?

— Что никто из нас не в силах ему помочь.

Астрид вздрогнула. Ничего подобного она никогда не слышала.

— Как, совсем?

— Порой в его сны заглядывают скотос, но лишь для того, чтобы напитаться его яростью. И даже они не в силах оставаться там надолго.

Астрид слушала его со все возрастающим изумлением. Скотос, братья и сестры онэрос, в сущности, просто демоны. Эти повелители дурных снов, неспособные испытывать чувства сами, питаются эмоциями спящих и, если оставить их без присмотра, запросто могут свести с ума или убить того, кого «лечат».

Явление скотос не может помочь Зареку — напротив, способно лишь усилить его безумие!

— Но почему он… такой? Откуда в нем столько ярости?

— Не все ли равно? — отозвался М'Адок. — Я слышал, что он должен умереть.

— Я обещала Ашерону свершить над ним справедливый суд. Он умрет, только если я признаю его виновным.

— Тогда признай его виновным поскорее — и покончи с этим.

Почему все так мечтают убить Зарека? Астрид не понимала этой всеобщей враждебности. Неудивительно, что он озлоблен на весь свет!

Есть ли на свете хоть кто-нибудь, кто его… кому он хотя бы нравится?

Ни разу за целую вечность Астрид не слышала, чтобы М'Адок, неизменно бесстрастный и сдержанный, говорил о ком-то вот так.

— Что ты такое говоришь? Это совсем на тебя не похоже!

Послышался глубокий вздох, и рука его сильнее сжала ее плечо.

— Астрид, бешеную собаку не вылечишь Ее лучше всего усыпить. Лучше для всех — и прежде всего для нее самой.

— Хочешь сказать, существование в мире теней может быть лучше жизни? Да ты с ума сошел!

— Для Зарека так действительно будет намного лучше.

— Если так, — с ужасом и отвращением проговорила Астрид, — почему Ашерон не убьет его сам, из милосердия?

— Потому что для Ашерона это будет слишком похоже на самоубийство.

— О чем ты говоришь? — спросила Астрид после долгого молчания. — Я не вижу между ними ничего общего.

Ей показалось, что сознание М'Адока мягко соприкасается с ее сознанием.

— У Ашерона и Зарека общего очень много. Правда, большинство людей этого не видят и не понимают. Но, думаю, Ашерон чувствует: если нельзя спасти Зарека, значит, нельзя спасти и его самого.

— Спасти от чего?

— От самого себя. Оба они стремятся к страданию и саморазрушению.

При этих словах странное чувство охватило Астрид — что-то вроде острой боли, но не в теле, а в душе. Давнее, почти забытое чувство. Сострадание. Ей стало страшно жаль их обоих.

И особенно — Зарека.

— Что значит «они стремятся к страданию и саморазрушению»? В чем это проявляется?